В четверг мы рассказали вам историю украинских матерей и бабушек, отправившихся в Крым, чтобы спасти своих детей, которые были насильственно депортированы в Россию или в подконтрольные России части Украины. При поддержке Пулитцеровского центра режиссеры Аманда Байи, Антон Штука и специальный корреспондент Джейн Фергюсон показывают нам, какими радостными и трудными могут быть воссоединения.
Прочитать полную стенограмму
Амна Наваз:
Вчера вечером мы рассказали вам историю украинских матерей и бабушек, отправившихся в Крым, чтобы спасти своих детей, некоторых из почти 20 000 человек, которые были насильственно депортированы в Россию или в подконтрольные России части Украины.
Сегодня вечером при поддержке Пулитцеровского центра режиссеры Аманда Байи и Антон Штука и специальный корреспондент Джейн Фергюсон показывают нам, как воссоединение может быть одновременно радостным и трудным.
Джейн Фергюсон:
Для этих женщин возвращение на украинскую землю – это все, они в первый раз по-настоящему поверят, что вернули своих детей.
Наталья, украинская мама (через переводчика):
Я измотана, но счастлива, что наконец-то я на родине, в Украине. Я счастлива, что я здесь со своим ребенком. Это самое главное. Все остальное мелочи жизни. Нам просто нужно вернуться домой, чтобы увидеть наших коров и свиней.
(СМЕХ)
Джейн Фергюсон:
Они перебрались из Беларуси, преодолев около 3000 миль, чтобы забрать своих детей из районов Украины, контролируемых Россией.
Наталья (через переводчика):
У них было много вопросов. Например, кого вы там посещаете? Мой сын. Почему ты хочешь навестить его? Это мой сын.
Джейн Фергюсон:
Это лишь малая часть того, что утверждает Украина: 19 000 семей были разделены, когда российские военные и украинские коллаборационисты, работающие в детских школах, перевезли их детей в оккупированные Россией районы, заявив, что это для их безопасности, и никогда их не возвращали.
Другого мальчика, Сашу, загоняют в тихую машину. У него аутизм, и он не говорит. По словам его матери, спустя шесть месяцев вдали от семьи он борется с физическими прикосновениями и ночными страхами. Почти всем мужчинам не разрешается покидать страну из-за военных действий. Этим женщинам, многие из которых раньше редко покидали свои родные города, выпало отправиться в опасное путешествие, чтобы вернуть их.
Это путешествие было долгим, опасным и тайным. Но когда их лучшие въехали в Киев, их встретила толпа международной прессы. Пока они ехали на территорию, контролируемую Россией, Международный уголовный суд объявил депортацию их детей Россией военным преступлением и выдал ордер на арест президента Владимира Путина и уполномоченного по правам ребенка Марии Львовой-Беловой.
В прошлом году она сама взяла под опеку украинского подростка из Мариуполя. Журналисты Аманда Байи и Антон Штука вели хронику путешествия женщин и вернулись, чтобы навестить их и детей после того, как первоначальный ажиотаж в СМИ утих.
Светлана, вернувшаяся в Херсон после того, как забрала свою внучку, вспоминает мучительное путешествие, в ходе которого ей пришлось быть осторожной в том, что она рассказывала российским пограничникам об истинном значении своих визитов.
Светлана, украинская бабушка (через переводчика):
Они начали расспрашивать меня о том, куда я иду и почему. Они взяли номера телефонов и сказали: «Послушайте, если мы позвоним по этим номерам телефонов, если эта информация не соответствует действительности, вы очень и очень сильно пострадаете».
Я сказал: «Я не лгу тебе. Я говорю тебе правду».
Так они меня отпустили. Я испугалась, чуть не заплакала.
Джейн Фергюсон:
Внучка Светланы, Настя, наконец-то вернулась домой в Херсон на юге Украины, освобожденный прошлой осенью от российского контроля.
Настю отвезли в летние палаточные лагеря на подконтрольной России территории. Лагеря, показанные здесь в рекламных роликах, до войны использовались как места отдыха для детей. После полномасштабного вторжения в 2022 году российские власти начали переводить туда украинских детей с захваченных ими территорий, говоря родителям, что их везут, чтобы защитить от боевых действий.
Некоторые, как бабушка Насти, изначально давали им разрешение поехать на две недели. Но они так и не были возвращены. Те, кто там работал, были, по словам опрошенных здесь детей, пророссийски настроенными украинцами и поощряли российскую пропаганду среди них.
Светлана говорит, что физически Настя не пострадала, но опыт пребывания в русском лагере ее напугал. Большая семья Насти теперь находит ее изменившейся, отчужденной.
Светлана (через переводчика):
Она не доверяет людям. Даже другие дети заметили. «Почему бы вам не поговорить с нами?» — спрашивают они. «Нет, вы отдаете все свое внимание своим животным, своей собаке».
Она много времени проводит с собаками. Она просто хочет быть одна день за днем.
Джейн Фергюсон:
Настя помнила, что ей писала только школьная учительница, которая сотрудничала с русскими, уговаривая детей переехать в Крым.
Настя, украинская студентка (через переводчика):
Мне пришло в телеграм сообщение на телефон из классного чата, мол, дайте такую возможность в Крыму. Мой классный руководитель прислал текстовое сообщение.
Джейн Фергюсон:
По ее словам, как только они перешли границу, учительница оставила их там и сбежала в Россию. Прошло шесть месяцев, прежде чем бабушка спасла ее из лагеря.
Настя может быть дома, но этот дом все еще в Украине, на фронте и опасен. Обстрел приближается, и интервью нужно перенести внутрь. Путешествие ее бабушки за Настей домой пришло как раз вовремя. Руководство лагеря планировало вывезти детей из лагеря до начала напряженного летнего сезона платных гостей.
Дети подвергались все большей опасности быть переселенными в Россию, получившими российское гражданство и отданными на усыновление.
Настя (через переводчика):
Руководство лагеря сообщило нам, что 7 апреля нас возьмут под стражу, если нас не заберут наши семьи. Дали бы нам гражданство и паспорт, просто так, или просто отправили бы в разные лагеря. Они могли бы отвезти нас в Москву, в Санкт-Петербург.
Джейн Фергюсон:
Как и Светлану, Наталью допрашивали российские пограничники, когда она ехала за своим пятнадцатилетним сыном Артемом.
Ее подготовили юристы местной благотворительной организации «Спасти Украину».
Наталья (через переводчика):
Мне пришлось сказать правду, что я собиралась навестить своего ребенка. Я дал адрес школы в Перевальске и номер телефона Артема. Они спросили, как он туда попал. Я сказал ему, что их эвакуировали, потому что там был обстрел. Я сделал все, что мог.
Джейн Фергюсон:
Артем помнит тот день, когда сотрудники его школы передали его русским.
Артем, украинский студент (через переводчика):
Мы не хотели идти, но узнали, что нас эвакуируют. Все начали паниковать. Потом пришли солдаты, посадили нас в военный грузовик и увезли. Маленькие плакали. Они испугались. Но было слишком поздно.
Джейн Фергюсон:
По его словам, прошел месяц, прежде чем учитель дал ему телефон, чтобы он мог позвонить матери. В школе-интернате, куда его доставили в оккупированной Луганской области, он рассказал, что его внушали российской пропагандой.
Артем (через переводчика):
Нам объяснили, что Россия хорошая, а Украина плохая. Говорили, что Россия все восстанавливает, а Украина только все разрушает.
Джейн Фергюсон:
У некоторых подростков был гораздо более мрачный опыт.
Нина, которой 16 лет, была вынуждена пройти военную подготовку. На фото в черной лыжной маске она сказала, что ее учили обращаться с оружием.
Нина, украинская студентка (через переводчика):
У нас были соревнования в основном по воскресеньям и субботам. Было три команды, и ваши команды соревновались в разборке пулеметов, поиске мин и метании гранат.
Джейн Фергюсон:
Для матери Нины, Алины, ее воссоединение после того, как она тоже отправилась в подконтрольные России районы, чтобы вернуть ее, было еще более эмоциональным.
Алина, украинская мама (через переводчика):
Понемногу она мне все рассказала, даже показала фото, где они с ружьями, лазают по веревкам и стреляют. У них был медицинский осмотр, анализы крови.
У меня есть все документы. Я думаю, их к чему-то готовили, так как она прошла полное обследование, УЗИ. Все ее органы были обследованы.
Джейн Фергюсон:
Нина боролась больше, чем большинство, когда вернулась домой. Ее мать уехала вместе с ней из прифронтового дома, завела ей собаку для утех и продолжает пытаться помочь ей выздороветь.
В прифронтовом Херсоне девочка-подросток Маша вспоминает день, когда ее депортировали в подконтрольный России Крым.
Маша, украинский солдат (через переводчика):
Автобусов было много. Может быть, 15 автобусов. И это было три дня, может быть, даже четыре. Автобусы развозили по разным местам. Я ездил в тот же лагерь, что и мои друзья, в «Мечту».
Джейн Фергюсон:
По словам Маши, для детей пребывание в лагере поначалу было большой новинкой, веселым времяпрепровождением вдали от дома. Их кормили, развлекали и иногда проводили школьные занятия.
Маша (через переводчика):
Спустя месяц мы думали, почему мы все еще здесь? Некоторые дети хотели вернуться домой. Мы начали задавать вопросы типа, почему мы не идем домой? Кто-то сказал: «Ехать туда пока небезопасно. Неясно».
Они сказали: «Ты не понимаешь. Там небезопасно, и твои родители могут прийти забрать тебя в любое время».
Потом нам сказали, что Херсон снова станет частью России, а потом нас заберут домой.
Джейн Фергюсон:
Такие, как мать Маши, изначально согласились отправить своих детей в лагеря отдыха в подконтрольном России Крыму. Живя под российской оккупацией, им сказали, что детей укроют от боевых действий и вернут через две недели.
В итоге дети не вернулись.
Жанна, мать-украинка (через переводчика): Конечно, если бы я знала, то ни за что бы ее не отпустила. Она всего лишь подросток, и я несу ответственность за нее.
Я, конечно, виню себя, а не ребенка, не мужа или кого-то еще.
Мужчина:
Мы приняли решение вместе.
Жанна (через переводчика):
Да, но я послал ее туда.
Мужчина:
Я знал, что Херсон так и останется, что вероятность уличных боев очень высока. И мы видели, было видно, что к этому готовились, везде ставили укрепления и мешки с песком.
Уличные бои – это, конечно, страшно. Все видели, каким был Мариуполь, как там гибли люди. И, конечно же, поэтому мы приняли решение. Если бы мы только знали.
Жанна (через переводчика):
Ну а когда дошло почти до полугода, я уже рвала на себе волосы. Я не спал. У меня были бессонные ночи, я сидел на таблетках.
Джейн Фергюсон:
Маша сказала, что ее перевели в другой лагерь. Там пришли волонтеры, чтобы забрать некоторых младших детей, но Маше и другим сказали оставаться внутри.
Маша (через переводчика):
Спустя месяц мы думали, почему мы все еще здесь? Некоторые дети хотели вернуться домой. Мы начали задавать вопросы типа, почему мы не идем домой? Кто-то сказал: «Ехать туда пока небезопасно. Неясно».
Они сказали: «Ты не понимаешь. Там небезопасно, и твои родители могут прийти забрать тебя в любое время».
Потом нам сказали, что Херсон снова станет частью России, а потом нас заберут домой.
Джейн Фергюсон:
Через некоторое время, по ее словам, сотрудники лагеря начали намекать на российские проекты по усыновлению.
Маша (через переводчика):
Они сказали, что: «Ну, в России есть закон, что дети не могут жить без родителей шесть месяцев. Так что, если тебя не заберут до этого срока, тебя просто возьмут под опеку».
Джейн Фергюсон:
В то время как юридические тяжбы разыгрываются вдали от передовой, эти семьи возвращаются к выживанию в войне, которая бушует вокруг них.
Светлана может вернуть Настю, но постоянные обстрелы снаружи напоминают ей, что жизнь с ней по-прежнему опасна.
Светлана (через переводчика):
Так каждый день, весь день с утра до позднего вечера, а то и всю ночь. Значит, мы привыкли. Я не уйду и не хочу. Все в руках Божьих. Если нам суждено умереть, то мы умрем в своих домах.
И если судьба и дальше будет заставлять нас жить, выживать и растить детей, мы так и будем жить дальше.
Джейн Фергюсон:
Началось долгожданное весеннее контрнаступление украинских войск. Такие районы, как Херсон и Купянск, где проживают многие из этих семей, могут стать еще более смертоносными.
Наталья (через переводчика):
Наше самое большое желание — однажды проснуться и узнать, что мы выиграли. Мы хотим, чтобы здесь снова было тихо. Мы хотим, чтобы семьи не разлучались.
Джейн Фергюсон:
С каждым русским снарядом, который падает рядом с их домами, эти украинские семьи, теперь наконец воссоединившиеся, напоминают, что их совместная жизнь, хотя и драгоценная, остается хрупкой перед лицом этой войны.
Для «PBS NewsHour» я Джейн Фергюсон.
Источник: PBS News Hour
